Джослин открыла глаза и не смогла поверить в то, что происходит. Перед ней хлопотал радостный Магнус, которого она явно не ожидала увидеть. Когда же женщина осмотрела место, где она находится, то сердце болезненно сжалось - Аликанте, Дворец....
Она села на кровати и провела задумчиво рукой по волосам. На ней было светлое бледно-розовое платье. Кто мог ее в подобное одеть?
- Очнулась, ничего себе, - обрадовался Бейн. Он протянул Джослин небольшой отвар и приказал пить. Она не стала сопротивляться. Казалось, что она просто проснулась. Яд и правда сработал так, как она планировала.
Задавать вопрос о том, что она делает в Аликанте было глупо.
- Вот, одежда, вперед, переодевайся, - посоветовал Магнус, - платье, конечно, красивое, но ты в нем уже давно лежишь, - Джослин улыбнулась и, взяв вещи, отправилась в ванную комнату.
Через какое-то время она вернулась. На ней было нежно голубое платье, которое оттеняло ее кожу и цвет волос. Джослин слегка улыбнулась:
- Я хочу увидеть дочь, - произнесла она. Магнус пожал плечами и жестом предложил ей выходить.

В зале поднялся шум, Люциан, Клейри и Саймон неотрывно следили за фигурой, что появилась. Повисла звенящая тишина, словно могильный холод сковал все вокруг.

В это время Джослин шла по коридору очень медленно, проводя рукой по каждой стене. Магнус не стал ее провожать, предпочитая оставить одну. Да и зачем, если она прекрасно помнила каждый проход и куда он вел, словно не было тех лет, словно не было разлуки с Идрисом. Она чувствовала, как сердце болезненно ноет, просыпаясь и напоминая о себе.
Джослин сжала зубы и со всей силой ударила по каменной кладки. Как же она ненавидела здесь все! Как же ненавидела людей, которые находились скорее всего тут! Как она ненавидела магию, которой был пропитан Идрис и Алексанте!
Женщина только усилием воли подавила вдруг нахлынувшие рыдания. Стоило закрыть глаза, как перед глазами возникли многочисленные образы. Как она хотела забыть обо всем, выкинуть из памяти и не видеть никого. Но она должна найти Клейри и забрать ее отсюда, защитить от этого мира, полного боли и лжи, где самые близкие и родные люди предают и превращаются в чудовищ.

Джослин собралась с силами и спустилась, остановившись перед воротами, которые отделяли от нее Зал. Она сильная, она пережила столько всего, что переживет и встречу с призраками прошлого. Она заберет Клейри, вне зависимости от того, что происходит здесь и уйдет. Уйдет в мир примитивных, главное.... не встретить его.
Она вспомнила, как впервые попала на бал, вспомнила, как танцевала там с Люком и с... Нет. Эта часть жизни закрыта навсегда. Если о Люциане она вспоминала и общалась, любила как брата, то Валентин был запретной темой, которая разрывала сердце.
Джослин открыла тяжелые ворота, которые к ее ужасу слишком громко стукнули, закрываясь. Она сглотнула, понимая, что привлекла лишнее внимание, которое похоже до этого на себя обратил кто-то другой. Она чувствовала это по тем настроениям, которые творились в зале.
- Мама! - Клейри выделилась из толпы и кинулась к ней. Джослин забыла на секунду обо всех и направилась быстро к дочери, открывая объятия. Девочка обняла ее и кажется разрыдалась.
- Тихо, тихо, тихо... - попыталась она успокоить ее, гладя по голове. Она сердцем ощущала, что на возвышении кто-то стоит, но не собиралась поднимать глаза. Безумно боялась увидеть там одного человека.....

- Отпусти его! - громкий голос Джослин разлетелся по залу. Она отпустила Клери и направилась к центру зала, дочь пошла следом. Из толпы отделился Люциан и тоже направился к ней, но она жестом заставила его остаться на месте.
Джослин сжала и ражжала руку, понимая, что у нее нет оружия. Как же ей хотелось убить его лично. Уничтожить, чтобы не видеть это красивое лицо, не чувствовать то, что происходит внутри.
-Убирайся отсюда, - она побледнела. Краска схлынула с лица. Как же она скучала по нему, как же ненавидела и желала одновременно. Джослин сжала плотно губы, понимая, что ее внутренне трясет. Она не понимала от чего или от кого. Женщина кинула быстрый взгляд на Инквизитора. Кто бы мог подумать, что именно он станет следующим? Этот человек никогда не представлял из себя что-то выдающееся, но это не повод его убивать.
- Отпусти его, Валентин, - зачем она произнесла его имя, оно огнем тайных желаний опалило язык, заставляя сердце сжаться сильнее. - И убирайся, - повторила Джослин. Люциан подошел к Клери и положил ей руку на плечо, словно ободряя девочку.

Джослин резко отдернуло руку, будто обожглась. Она не верила ему, не верила ни единому его слову. Они никогда не говорили друг другу, что любят. Подобное казалось само собой разумеющееся, будто они были созданы Небесами друг для друга. Тогда почему так получилось? Она не уберегла его? Не спасла? Не вытащила из той ямы, куда он падал? Почему так произошло?
Почему он погубил их сына? Почему обманул ее, ставя эксперименты над ней. Любил ли он ее когда-нибудь? Нет. Она не верила в это, отказывалась верить. Глупая девчонка, которая повелась на то же, что и все, на его внешность не разглядев его душу.
- Единственный поклоник дьявола здесь ты, - она отвернулась и пошла по лестнице в общую залу. Похоже избежать участия в этих действиях ей не удастся, ну что же... Значит быть посему. Она будет сражаться против него, как когда-то прежде, чтобы защитить единственного своего ребенка.
Джослин поджала губы и направилась единственными родным людям здесь - Люку и Клери.

-Мы поговорим потом, - обратилась она к Люциану и Клери одновременно. Она понимала, что у нее просто не хватит сил дальше держать маску, дальше быть той, кого они привыкли видеть. Та упрямая и дерзка девчонка, делающая все, чтобы разозлить Валентина, не пережила того, что пережила она. И сил у нее стало меньше.
Джослин вышла из Дворца и ноги сами понесли ее к одному месту. Вот теперь она могла дать волю слезам, идя по заросшей тропинке, которая сокращала привычное расстояние, она кажется выплакивала всю боль, накопившуюся за столько лет.
Она и сама не могла поверить в то, что ее настолько сильно тянуло к Валентину, настолько сильно она хотела быть с ним, даже сейчас, даже видя в какого демона он превратился... Джослин как раненый зверь ударила кулаком о дерево, наблюдая как на костяшках выступила кровь - залечит потом.
Сейчас не было ни сил, ни желания, боль словно отрезвляла, заставляя вспомнить сколько зла причинил ей Валентин, сколько боли и страданий.... и столько счастья одновременно приносил. Как смог этот человек сочетать в себе такое не сочетаемое? Безумец. И она безумна, раз до сих пор помнит его руки и губы, его тело и его запах.
Джослин вышла к обугленным стенам  - это все, что осталось от их дома. От их жизни.

Джослин резко обернулась, как загнанный зверь. В ее глазах полыхнула ярость:
- Так поступить? - вкрадчиво спросила она. - Так поступить? - что он здесь делал... Хотя, не трудно было догадаться, куда она пойдет, когда проснется, особенно встретив его.
В очередной раз Джослин пожалела, что у нее в руках нет оружия - она очень опрометчиво оделась в платье, а не в форму Охотника.
- Тебе жаль... - Женщина поджала губы, чувствуя как голос дрожит. Она никогда не плакала при нем, считая это верхом проявления слабости и сейчас не собиралась отступать от своих традиций, только потому, что стала мягче в мире примитивных.
- Уходи Валентин.... Я не могу тебя видеть, - она отвернулась и посмотрела на дом. Он убил ее родителей, убил ее сына, стоило ему только родиться и сейчас он говорит, что ему жаль! Да как он смеет! Боль сменилась гневом. Казалось, стоит Валентину подойти и она голыми руками попытается его убить задушить или ударить чем-нибудь тяжелым, первым, что попадется под руку.

- Сделать всем лучше?! - она резко развернулась и сделав шаг ему навстречу, залепила пощечину. - Кому ты сделал лучше?! Мне, когда убил моих родителей?! Джонатану, когда превратил его в чудовище?! А потом, когда убил его?! Люциану, когда подставил его, сделав оборотнем?! Клери, когда лишил ее всех родственников, кроме матери?! Нефилимам, когда натравил на Аликанте демонов?! КОМУ?! - кажется, последняя фраза раздалась эхом по всему лесу. Джослин почувствовала, как слезы льются по щекам, только когда закончила говорить. 
Она замотала головой и сделала несколько шагов назад. Как же она ненавидела его, мечтая сделать так, чтобы он ощутил всю боль, что чувствовала она. Женщина закрыла глаза и сглотнула:
- Ты знаешь, каково это просыпаться в ночи в кошмарах, когда тебе снится, что собственный муж убивает тебя? - она чувствовала, как ее голос дрожал, - Ты знаешь какого это, взяв на руки ребенка, которого рожала с болью, заглянуть в любимые глаза и увидеть там взгляд демона? - эти воспоминания о Джонатане давались с трудом. Она продолжала любить собственного сына, даже после его смерти - это была еще одна причина, по которой она не могла простить Валентина. Ведь в какой-то момент она переборола себя, решив дать ему свою любовь и нежность, но... он спалил его и ее родителей. - И тебе жаль? - Джослин презрительно усмехнулась.

Джослин сделала снова шаг вперед и снова ударила его по лицу:
- Как ты посмел.... Как ты посмел думать о том, что у нас с Люцианом что-то было что-то могло быть? - она покачала головой, словно это было невозможно. Неужели все это была ревность.... И из-за нее он убил ее родителей. Джослин закрыла глаза и выдохнула, стараясь успокоиться. Но тут до нее дошло осознание, что Джонатан жив.
Нет, она слышала, что говорил Валентин, слышала, когда спала, но сейчас мысли о сыне стали очень яркими. Джослин хотела было спросить о нем, но остановила себя:
- А ради собственных экспериментов ты не сломал нашу жизнь? Разве ты не экспериментировал со мной, когда я была беременна? Ты разрушил все во что я верила... Ты разрушил себя... Вместо мужа у меня появилось спятившее чудовище... - она сглотнула, понимая, что еще немного и слезы снова навернутся на глаза. - Я любила тебя, я верила тебе... - какие безумно глупые слова, каждая женщина в примитивном сериале говорит подобную фразу мужчине, обманувшем ее, поэтому Джослин замолчала, не в силах продолжать. - Уходи, Валентин... - почти попросила она. - Я изменилась и ты изменился....

Джослин почувствовала, как крепкие руки обнимают ее и прижимают к себе. Тепло его кожи словно обожгло... Она столько лет пыталась забыть эти объятье, это дыхание, когда оно так близко, что теперь все казалось нереальным.
Женщина попыталась оттолкнуть его, но замерла, когда услышала признание Валентина. Он никогда не признавался в том, что неправ, в том, что что-то сделал не так, если только тогда, с Джонатаном... Джослин позволила себе секундную слабость и прислонила голову к его груди, стараясь запомнить его сейчас, чтобы потом навсегда расстаться.
- Я тоже люблю тебя, но что это меняет? - она усмехнулась и с болью в глазах посмотрела на Валентина. - Это не вернет погибших нефилимов, не вернет Лайтвудам ребенка, не вернет мне Джонатана... Ничего не вернет, - обреченно произнесла она, слегка поджимая губы. - Наша жизнь разрушилась с этим домом, Тино... и ее не вернуть.

В какой-то момент ей хотелось за ним побежать, как маленькой девочке, которую оставили одну в лесу. Но Джослин не сделала этого. Она тоже прекрасно все понимала... Женщина растерянно посмотрела на Чашу, что была в руке. И что теперь? Он отступил? Отступится? Он хотел защитить мир от демонов, сделать нефилимов сильнее - он сделал, пока меч в руках у нефилима, демоны подчиняются ему и будут выполнять его приказы. А значит, свою мечту он частично осуществил. Пойдет ли он дальше и разорит Аликанте? Он дал им час и час явно подходил к концу.
Джослин не знала, что делать. Она не могла оставить Клери, но теперь не могла оставить Валентина или могла? Ведь когда-то оставила, хоть и любила.
Она задумалась на секунду, а потом решительным шагом направилась в город. Она отдаст Чашу Конклаву, сказав, что Валентин отступил. Клери не вернется в обычный мир, она явно хочет стать охотником, а потому обучение в Институте и жизнь в нем будет его ждать.
Джослин зашла в дом Аматис, нашла кусок бумаги и написала записку, объясняющую все. Что она любит ее, что любит Люка и тот позаботится о ней, что теперь Клери должна прилежно учиться, чтобы стать достойным Охотним. Она будет навещать дочь, потому что любит. И в один день они обязательно поговорят, но сейчас она должна быть в другом месте. Джослин положила кусок бумаги, перед этим засунув в него Чашу, и накинула капюшон, собираясь уходить.

Джослин пыталась найти хоть какую-то вещь, принадлежащую Валентину, чтобы начертить следящую руну. Бесполезно. Хоть что-то, что связывало их...
Чаша? Но и она не принадлежит Валентину. Женщина была на грани отчаяния, пока не вспомнила про обручальное кольцо. Она носила его на правой руке, как украшение и лишь Люциан, наверное, знал, что оно свадебное, потому что не очень то оно на него походило.
Когда-то Валентин подарил его ей, поэтому.... Может быть можно считать этот предмет связанным с Валентином? Она вышла на улицу, оседлала лошадь и начертила руну, узнавая местность, где супруг сейчас находился.
Не предает ли она дочь, оставляя ее? А Люциана?... Они всегда были рядом с ней и теперь она покидает их, чтобы вернуться к человеку, которого весь мир Сумеречных Охотников считает чудовищем, но когда ее интересовало мнение мира? Джослин пришпорила коня и поскакала, надеясь застать Валентина там, где он был.

Джослин снова начертила руну, чтобы удостоверить, что прибыла верно. Да, все было именно так и это было именно то место. Она спрыгнула с лошади и дальше пошла пешком. Сомневалась ли она в том, что делает? Нет.
Как и тогда, когда она пришла в Круг в первый раз, она знала,что делала, знала зачем. Она нужна ему и он нужен ей. Все это время, все эти 17 лет она старалась научиться жить без него, вычеркнув из своей памяти, заменить на Люциана, превратиться в примитивную, лишь бы забыть - не получалось.
Она просто не смогла без него. Нет, смогла, вырастила прекрасную дочь, которая все равно походила на Валентина, в лучшем его проявлении, как это было бы не парадоксально. Смогла жить, даже радоваться жизни, но все равно ее жизнь была черно-белой, словно она перестала рисовать гуашью и взяла лишь уголь.
Джослин аккуратно, чувствуя, как трава щекочет ноги приближалась к тому месту, где лежал Валентин. Так получилось, что она услышала последнюю фразу. Казалось, что в этот момент с сердца упал какой-то камень, который мешал до этого дышать. Говорят, что пути Господни неисповедимы, мы приходим в тот момент, когда это необходимо. Значит, она должна была прийти именно сейчас:
- Тино... - едва слышно позвала она.

Зачем она вернулась? Она и сама не знала, как объяснить? Чтобы быть с тобой? Чтобы поддержать тебя сейчас? Чтобы разделить то, что должна была? Джослин лишь отвела глаза в сторону и промолчала, слушая продолжение речи мужа.
Сколько бы горечи сейчас не было в его словах, она была рада, что он осознал это, смог понять, что заблуждался. Сейчас она снова видела перед собой того юношу, которого полюбила. Нет, они изменился, но все же что-то осталось из прошлого... И сейчас это было бесконечно ценно. Она не могла подумать, что так сильно скучала по нему, что сейчас тайно не могла на него налюбоваться, ловя взглядом художника каждую черточку, каждое изменение с их последней встречи.
Я хочу тебе кое что показать... Если ты конечно пойдешь со мной. - она растерянно посмотрела на него, неужели Валентин не понял, что она вернулась, что она останется... Или это знак, что она может еще уйти обратно, передумать? Он не вынесет этого... А разве не этого ты хотела, чтобы он страдал, так как когда-то ты? Нет, никогда.
Джослин слегка улыбнулась:
- Хорошо, - сердце сделало мертвую петлю.